
Известный российский издатель, поэт и литературовед из Москвы Дмитрий Кузьмин недавно посетил Запорожье, чтобы поучаствовать в круглом столе, который был посвящен проблемам современной русской поэзии.
Во время встречи, которая проходила 16 января во втором корпусе ЗНУ, РепортерUA решил побеседовать с литератором. Дмитрий Владимирович любезно ответил на несколько вопросов.
Вы родились в творческой семье. Это как-то повлияло на жизненный путь, выбранный Вами?
- С учетом того, что занятия литературой практически не могут служить источником заработка в современной постсоветской ситуации, нельзя утверждать, что кто-то говорит: «Стану-ка я профессиональным литератором», — и так получается. В процессе жизни человек занимается какими-то вещами, как-то совершенствуется, и постепенно выясняется, что он может и хочет себя посвятить творчеству, пытается этому учиться. То есть это проходит параллельно с чем-то еще, но приходят в своей биографии к этому не все и не сразу. Когда в ранней юности начинаешь что-нибудь сочинять, ты поддаешься действию подростковой влюбленности или подражанию признанным авторам. Но потом становится ясно, что это тоже некая профессиональная сфера со своими правилами, законами, иерархией и авторитетами. В этом, может быть, происхождение помогает, об этом есть возможность скорее узнать. Но стоит понимать, что сегодня не так, как вчера, и сейчас поэзия отличается от поэзии прошлого, к которой привыкли родители. Потому они не смогут тебя этому научить.
Как происходило Ваше становление в роли издателя и писателя? Может, когда Вы начали заниматься литературой, то решили, что именно возможно добраться и до издательского дела?
- Это была очень специфическая эпоха рубежа 1980-90-х годов, эпоха перестройки. Тогда впервые стало печататься то, что десятилетиями было запрещено. Огромное количество недоступных раньше текстов хлынуло на страницы печатных изданий. И это для нас, восемнадцати-двадцатилетних, было и огромным благом, и огромным риском. Благом, потому что все время менявшаяся ситуация вокруг заставляла часто переопределять свое место в системе литературных координат. Мы не знали точно, как правильно что-то делать. Это был очень полезный опыт — опыт незнания, ведь понимание рождается из непонимания. Но с другой стороны, ситуация оставалась неблагоприятной для молодых авторов в плане публикаций: всем было не до нас. Какие двадцатилетние поэты, если не печатали 30 лет Бродского, например? Нам нужно было попытаться самим заняться издательством. Именно тогда я начал делать небольшие книжки и ежегодный альманах молодых поэтов, ведь не находилось другого решения. Но это было поучительно и вполне интересно.
Вы сказали, что раньше не было издательств, которые могли бы заняться молодыми авторами, но ведь сейчас другое время. Как сегодня неизвестный, скажем, литератор может постучаться в издательство или группу старших товарищей, чтобы его взяли туда?
- А сейчас другая ситуация. Основная проблема молодых авторов в том, что они должны вписаться в уже имеющееся литературное сообщество. Для этого кто-то из сообщества должен их опознать как своих, признать и принять. Поэтому, видимо, должно быть какое-то сходство между молодым и бывалым автором. Но с другой стороны, если они будут похожи, то станут некоторым образом не нужны, потому что такое уже есть. Их примут, но на правах эпигонов, и это бессмысленно. Поэтому вторая сторона медали в том, что они должны быть не похожими. Диалектика между этими взаимоисключающими понятиями и определяет сложное положение молодых дарований. Из этого вытекает, что есть некоторое количество журналов, издательств, литературных проектов, и они все разные, со своей платформой и лидерами. В принципе, каждая из таких конституций нуждается в новых кадрах, чтобы приходили новые люди. Иначе весь процесс заканчивается. Но нужно понимать, куда ты идешь. Если ты попадешь не по адресу, то тебя прогонят с порога. Не потому что ты плохой, а потому что не из этой оперы.
А как Вы относитесь к понятию литературного слэма?
- История литературного слэма о том, как все же войти сбоку. Она построена на ложной посылке. Ведь на чем построен слэм? На признании народа. Но что это за народ? Тот, который ничего не читал, по большей части. Существует прикладная поэзия, что рассчитана на получение немедленного эффекта от заранее известной аудитории. Когда человек приходит на слэм, он адресует стихи конкретной аудитории. Если слэм провести не в молодежном клубе, а в красном уголке для пенсионеров, то тексты этого поэта не "проканают". У них есть четкая адресация. Прагматически это может так срабатывать, но этот способ - короткоживущий по сути. Поэтому не нужно заходить с бокового входа.
Со слэмом понятно, но что Вы можете сказать тогда по поводу, так скажем, «андерграундного» литературного движения?
- Я не очень понимаю, что такое сегодня «андерграунд». Ведь он возникает как противопоставление официозу, тому, куда не пускают. При этом подразумевается, что не пускают по каким-то ложным причинам, не относящимся к качеству текста. По сути дела, сегодня нет оснований для противопоставления. Локально, возможно, есть. Скажем условно, в Запорожье имеется какое-то местное отделение Союза писателей, где сидят бессмысленные пожилые люди. В некотором смысле их не существует. А то, что существует, оно просто географически отсюда отдалено. По сути, есть где-то журналы, возможно, не в Запорожье, есть Львовский форум издателей. И там существует подлинная система ценностей, настоящий уровень. Задача автора не в том, чтобы противопоставить себя этому настоящему, а чтобы включиться в него. Можно быть «андерграундом» по отношению к областному Союзу писателей, но бессмысленно и нельзя быть «андерграундом» по отношению ко мне. Нужно не мыслить себя в этой категории - она ложная.
Что можете сказать по поводу сетевой литературы?
- Нет никакой сетевой литературы, это миф. Есть интернет как носитель, медиум. Он служит всем, независимо от качества текста. Тут нет никакого явления специальной сетевой литературы. А есть специфические сетевые формы презентации текста. Они делятся на две неравные группы. Есть сайты, которые, по сути, те же журналы с осуществляющими качественный отбор редакторами, часто именитыми. То есть бумажный вид или электронный — разницы нет. А есть сайт Стихи.ру со свободной публикацией. Вредоносность его состоит не в том, что он в интернете, а в том, что там нет фактора качественного отбора. Получается, что хорошее не отличается от плохого. Это действительно проблема, но интернет не виноват.
Занимаетесь ли Вы издательством украинских авторов?
- Мы печатаем украинских авторов в каких-то количествах и в журнале «Воздух», и в издательстве. География достаточно широкая. За последние 2-3 года выходили книжки днепропетровского поэта Максима Бородина, симферопольского - Павла Гольдина, одесского - Бориса Херсонского, переводная книга Олега Коцарева. Также в качестве редактора в другом издательстве я делал сборник Дмитрия Лазуткина. То есть это происходит. Думаю, правильно, что русские поэты, живущие в Украине, печатаются рядом и вместе с русскими поэтами, живущими где угодно, потому что в другом случае получается некоторое гетто. «Значит, вот у нас здесь есть своя русская поэзия Украины, своя русская поэзия Запорожья, своя русская поэзия Васильевского района», — это называется «первый парень на деревне». Это игра на понижение, а наша задача состоит в том, чтобы снимать барьеры. Чтобы люди вне зависимости от места жительства ориентировались на общемировой уровень.
Отчетливо ясно, что это сложно, но все же: можете охарактеризовать тенденции развития русской поэзии в целом?
- Есть много идей, и они все разные. Важно то, что нет и никогда больше не будет одной магистральной линии. Существуют точки роста в разных местах. У меня есть любимая метафора — дерево. Когда дерево на ранних стадиях развивается, существует ствол, и сразу все понятно по поводу движения роста. Но потом, когда оно расходится в разные стороны и образуется огромная крона, ты уже не можешь сказать: «Это дерево растет вон туда». У каждой ветки своя линия роста. Вот так и здесь: есть определенные точки, в которых происходит что-то интересное. Например, можно сказать, что поэзия перестала твердо понимать, кто такой «я», поэтому точно не скажешь, кто говорит: автор, или его лирический герой, или еще кто-то. Также на уровне звуковой структуры текста есть движение. Если прежде была рифмованная поэзия, позже в качестве отрицания появился верлибр. Теперь можно наблюдать некий синтез: поэзия, которая свободна от канонических способов звуковой организации, но в то же время имеет сложную звуковую структуру, не предписанную никакими правилами. Есть много других направлений, в которых поэзия может двигаться.
Какой наставнический совет Вы можете дать подрастающему литературному поколению?
- Молодые авторы должны, прежде всего, читать. Какими бы ни были талантливыми и яркими, они не владеют в полной мере картой того пространства, в которое входят. Не читая, им там собственного места не найти. Это очень простая идея, что поразительным образом для большинства людей оказывается неожиданностью. Ты должен твердо понимать, что уже сказано, что еще говорится сейчас и каков спектр возможностей в нынешней ситуации.