Михаил Горбачев дал интервью корреспондентам ABC перед получением Премии за помощь в сближении народов, учреждённой Фондом им. Мануэля Бросета.
Вместе с помощником и телохранителем последний руководитель Советского Союза, закатав рукава рубашки, рассуждает о причинах современного кризиса и особенностях российской демократии через двадцать пять лет после своего избрания на должность генсека компартии Советского Союза (КПСС) и начала проведения ряда реформ, вошедших в историю под названием «перестройка». До начала интервью Горбачёв произнес популярную фразу Гагарина: «Поехали!».
— Как Вы оцениваете современное состояние демократии в Российской Федерации?
— За последнее время страна укрепилась, стала сильнее, но я думаю, что мы потеряли некоторые из достижений, завоеванные во время перестройки. Ведутся многочисленные дискуссии о свободе слова или улучшении избирательной системы, но когда рассуждают о России и о глубине проводимых ею реформ, не всегда берется во внимание их сложность. Три поколения российского население жили при советской власти и многие стали жертвами репрессий. Но, даже несмотря на это, россияне многое сделали для своей родины. В эпоху СССР весь наш менталитет был обращен на милитаризацию, на то, что мы обязаны быть готовы к обороне и войне с противником, но мы не можем только критиковать тот строй, так как достигли многих значительных свершений. Из страны главным образом аграрной Россия стала страной индустриальной.
— А как, вы считаете, оценивают российскую демократию за рубежом?
- Я полагаю, что наша демократия находится на половине пути. Необходимо ещё многое сделать для её упрочения. И общество, и правительство полагают, что модернизация государства предполагает более крепкую власть, но мне кажется, что нам нужна большая демократия, так как это позволит нам привлечь больше людей и использовать более оригинальный подход к этому процессу. Когда говорят о нашем государстве, то отталкиваются от того, что демократические нормы обязаны быть на том же уровне, что и в государствах, где демократия уже целиком вошла в жизнь. США потребовалось 200 лет, чтобы добиться современного уровня демократии, а они желают, чтобы мы достигли того же за 200 дней. Я убежден в том, что у нас больше способностей, чем у американцев – смеётся, - но не до такой степени.
— Вы довольно критически относились к Борису Ельцину и сообщали о своих расхождениях с Владимиром Путиным, но при этом позитивно комментировали некоторые наиболее существенные решения Медведева. Вы полагаете, что последняя смена руководства в Кремле улучшила качество демократии?
— Путин и Медведев образовались вместе как политики, они друзья и мыслят одинаково. Это помогает им разрешать проблемы и принимать общие решения, а также придаёт твердость и позволяет не совершать ошибок. Но у них своя сфера ответственности, и общество постоянно им об этом напоминает, настаивая, чтобы каждый был на своем месте. Не могу сказать, что считаю кого-то лучше из них. Думаю, что очень существенно, чтобы между ними было взаимопонимание и чтобы в силу каких-то обстоятельств личного характера они не сломали тех институтов, которые ещё не упрочились. Когда настанут выборы, общество произнесет своё слово, а сейчас они обязаны работать. Но я их критикую, как первого, так и второго.
— Как Вы полагаете, сейчас Россия играет на международной арене ту роль, которую должна была бы играть?
— После распада СССР стране понадобилось немало усилий, чтобы встать на ноги. Если бы общество и политический класс не предприняли этого шага, никто не заставил бы нас это сделать. Тем не менее, кое-кому пришлось по душе, что мы это сделали. Сейчас мы можем говорить, что Россия уже вышла из этого тяжелейшего кризиса. Наверно Бог увидел, что необходимо придти на помощь, и пошел нефтяной дождь. Сейчас, как я думаю, Россия более ответственный и верный партнёр во всех отношениях. У неё нет имперских амбиций. Желание российского общества заключается в том, чтобы обладать своей собственной страной, крепкой и могущественной. В этом движении Испания является для нас ориентиром. Мы в России очень любим испанцев. Нам придется решить много проблем, но мы не желаем в одиночку осуществлять эту задачу.
—Как Вы полагаете, мировое сообщество понимает эту новую российскую реальность?
—Нет, оно её не понимает.
—Сложилось ощущение, что отношение к России колеблется между боязнью и презрением…
— Я полагаю, что проблема состоит не столько в боязни или презрении. Просто они не желают, чтобы Россия снова стала мощной, но сила давления равна силе сопротивления. Как раз поэтому все россияне полагают, что России нужно быть сильнее. Если эти механизмы заработают, можно многого достичь. Но почему им нужно опасаться России? Мы же не страшимся Европы.
— Годы Вашего нахождения у власти совпали с правлением таких знаменитых личностей как Маргарет Тэтчер, Рональд Рейган, Гельмут Коль...
— Я бы также прибавил к этой группе экс-председателя правительства Испании Фелипе Гонсалеса (Felipe González). Я полагаю, что он такого же уровня и ничуть не уступает остальным.
— Как Вы полагаете, современные лидеры ведущих государств мира, такие как Ангела Меркель, Барак Обама или Родригес Сапатеро, по своим свойствам соответствуют тем, которые в 80-90 годы XX века сделали возможным крах Берлинской стены и экспансию демократии?
— Сегодняшние лидеры соответствуют «своему» уровню. Они умеют решать проблемы, так как это сформировавшиеся и опытные лидеры. Но они попали в кризисный период, причиной которого является международная политика Соединенных Штатов.
— В связи с этим считаете ли Вы Барака Обаму частью проблемы или частью её решения?
— Обама – часть решения проблемы, более того, ее очень важная часть.
— Такая знаменитая историческая персона как президент Соединенных Штатов Томас Джефферсон пожелала, чтобы на его надгробном камне было начертано только то, что он был автором Декларации независимости и закона о свободе вероисповедания. Вас мир запомнит как отца перестройки и гласности. А как Вы хотите, чтобы о Вас вспоминали?
— Вы меня уже хоронить вздумали? Мне же только 80 лет! (Смеётся). Мне больше по душе эпитафия на могиле моего друга Вилли Брандта. Он захотел, чтобы написали следующее: Мы пытались. Мы не играли роль царей. Не всегда всё выходит так, как задумываешь. Но, во всяком случае, мы пытались.