Самый знаменитый анонимный алкоголик: интервью с Джеймсом Хетфилдом

За 30 лет существования Metallica продала по всему миру более 10 миллионов своих пластинок. Многолетним ядром группы являются гитарист Джеймс Хетфилд и ударник Ларс Ульрих, противостояние которых напоминает тандемы Джаггера/Ричардса или Леннона/Маккартни. РепортерUA публикует интервью, вышедшее после премьеры концертного 3D-фильма «Metallica – Through The Never». В нем лидер одной из самых популярных рок-групп мира за последние 20 лет рассказывает о личных проблемах, самоуничижении, падении и новом взлете, детстве и источниках вдохновения.

Spiegel: Мистер Хетфилд, наибольшее впечатление в фильме производит агрессия, которую вы демонстрируете на сцене.

Хетфилд: Да, я знаю. Выглядит пугающе. Я знаю и то, что немногие могут этому противостоять.

Spiegel: Ваше появление имеет некую возбуждающую телесность.

Хетфилд: Часто это понимают как ярость, злость или отчаяние. И так оно и есть, но это и радость. Благодарность за то, что все это есть в моей жизни.

Spiegel: Почему благодарность?

Хетфилд: Боже мой, я вспоминаю, когда мне было 14 лет, я брал старую теннисную ракетку и играл на ней как на гитаре под музыку Led Zeppelin. Теперь 35 лет спустя уже я стою на сцене, играю перед тысячами людей. Играю громко. Мощь звука может изменить мир. Иногда я во время саундчека стараюсь сыграть аккорд максимально громко: ваууммм! Тогда мне кажется, что все загорается вокруг, у меня учащается пульс, холодеют конечности. Сердце толкает кровь.

Spiegel: Сейчас ваша группа выглядит в намного лучшей кондиции, чем в 2004 году, когда вышел ваш предыдущий фильм «Some Kind of Monster». В нем были показаны ваши разногласия с Ульрихом, вам пришлось тогда обратиться к психотерапевту.

Хетфилд: Вообще, да. Но фильм заканчивался тем, что мы снова вместе стояли на сцене. В этом нам помог терапевт. На самом деле, мы любим друг друга. Зачем нам спорить по мелочам? Тогда нам удалось посмотреть правде в глаза.

Spiegel: Что вы под этим подразумеваете?

Хетфилд: То, что наше эго иногда требует выхода наружу, чтобы идти дальше, снова оценить то, что мы имеем.

Spiegel: Во времена «Some Kind of Monster» вы попали в передрягу, хотя были на пике своей карьеры.

Хетфилд: Был, но быстро все потерял. Мы начали верить, что по отдельности мы круче, чем группа. Я начал верить, что моя жизнь зависит от одобрения фанов, что они нужны мне, чтобы быть собой. В  этом очень легко потеряться, и я начал верить всему, что говорили мне люди.

Spiegel: Например?

Хетфилд: Ну, например, «твоя музыка спасла мне жизнь» или «благодаря тебе я смог осилить школу», или «мы женились под твою песню». Это, блин, такая ответственность, такой напряг. И тогда я подумал, что никогда не смогу закончить, потому что я - пример для всех этих людей. А если начинаешь думать, что ты для кого-то пример, значит, ты им уже не можешь быть.

Больше всего мне нравились Black Sabbath. Меня заводил этот мощный жирный рифф. Он уводил меня в какие-то будоражащие места. И мне это очень нравилось.

Spiegel: Слава – это зло?

Хетфилд: Стопроцентное. Дело в том, что я такой человек, который постоянно себе говорит: я кусок дерьма. Только когда я стою на сцене, я чувствую себя королем. И это постоянное шатание туда-сюда. Моя проблема в том, что я не могу найти середину.

Spiegel: А кто вы сейчас?

Хетфилд: Сейчас я не на сцене, значит все тот же кусок дерьма. Но вы мной заинтересовались, значит, все нормально.

Spiegel: А где бы могла быть эта желанная середина?

Хетфилд: Там, где я могу чувствовать себя тем, кем я есть. Но вот я могу выйти отсюда и сказать себе: чувак, у тебя друзья по всей планете, которые любят твою музыку. Но что будет потом...

Spiegel: Потом вы придете вечером домой. Разве это не утешает?

Хетфилд: Нет, не помогает. Я сижу там один. Кто я? То, о чем мы здесь говорим, называется утратой идентичности. С этим столкнулись все из Metallica. В определенный момент произошел взрыв.

Spiegel: Вы пытались разобраться, откуда появился голос, который говорит, что вы дерьмо?

Хетфилд: В том, чем занимаются рок-звезды, есть большая доля избалованности. Они выходят на сцену, и люди падают ниц. А после концерта становится дерьмово, ведь они очень быстро привыкают к постоянному вниманию. Привыкают быть избалованными и уже не могут оставаться наедине с собой. Появляется зависимость от этого всего. Как  только адреналин иссякает, им начинает казаться, что жизнь - дерьмо. Тогда появляются разные вещи, чтобы ее улучшить. Как правило, это наркотики, алкоголь и секс. Поначалу кажется, что это может вернуть к нормальности, но потом погружаешься в это все глубже и глубже. Я не претендую на истину в последней инстанции, но могу сказать: да, популярность - это очень тяжело. Но это моя история. Для других все может быть иначе.

Я такой человек, который постоянно себе говорит: я кусок дерьма. Только когда я стою на сцене, я чувствую себя королем.

Spiegel: Каковы ваши отношения с Ульрихом, является ли он вашим антагонистом?

Хетфилд: Отношения хорошие. В том числе и потому, что мы сумели пройти через все эти разногласия. Иногда мы провоцируем его, чтобы проверить, работает ли его кнопка ярости. И да, она работает. Я постоянно наблюдаю, насколько он может быть разъярен. Мы все также часто спорим. И я бываю в бешенстве, когда чувствую, что он меня не слышит. Такое я испытывал, еще когда жил с родителями. И этот тип скоро будет праздновать свои 50! Мне уже 50. И теперь я могу сказать, что все наши баталии не влияют на конечный результат.

Spiegel: Когда-то Ларс сказал, что трудно найти большие противоположности, чем вы и он.

Хетфилд: Но нас объединяет общий опыт - в детстве нас не слышали родители. Мы были непоняты, пусть и совершенно по разным поводам. Ларс все-таки был сыночком, у которого с детства было все. Его отец был знаменитым теннисистом, они переехали в Лос-Анджелес, когда ему было 16 лет. У него тогда были все пластинки, весь нужный прикид, он пересмотрел все самые крутые фильмы. Но даже если у тебя есть все, это не означает, что ты по-настоящему любим. Когда я рос, я чувствовал себя невидимкой. Ну это вы должны знать, я об этом песню написал.

Spiegel: «Invisible Kid»?

Хетфилд: Да. Мне все время хотелось убежать из дома. Семья никогда не была для меня тихим местом.

Spiegel: Почему?

Хетфилд: Я вырос в очень религиозной семье. Если я вдруг осмеливался заявить что-то в духе «я ничего не понимаю, я не понимаю это религию, и я вам не верю», тогда … ох, лучше и не вспоминать.

Даже если у тебя есть все, это не означает, что ты по-настоящему любим. Когда я рос, я чувствовал себя невидимкой. Ну это вы должны знать, я об этом песню написал.

Spiegel: И все же.

Хетфилд: ...Тогда мой отец, который был священником, начинал читать мне Библию, иногда это длилось целые выходные. «Здесь, сынок, есть все, что нужно в жизни», - говорил он. И, конечно, у нас дома была целая система наказаний. Самые разнообразные, о чем я здесь предпочитаю умолчать.

Spiegel: Ваши родители были членами церкви «Наука Христа». Они пропагандировали сострадание и понимание.

Хетфилд: Все это был обычный имидж-менеджмент. Мой отец очень много говорил о сострадании, но у нас дома эти слова никак не действовали. И, конечно, он чего-то боялся. Если кто-то слишком религиозен, если слепо поклоняется объекту веры, значит он что-то скрывает о себе. Это известный факт. Но я узнал о нем еще ребенком, наблюдая за своими родителями.

Spiegel: Вы тогда вели скитальческий образ жизни.

Хетфилд: Отец покинул нас, когда мне было 13. Мать умерла, когда мне было 16. Меня воспитывал старший брат.

Spiegel: Из-за чего умерла мать?

Хетфилд: У нее был рак. И она отказывалась от лечения, так как ей это запрещала ее религия. Из-за этого она и умерла. Да уж, своеобразное у меня было детство. Когда я оглядываюсь назад, я думаю, что это была полная жопа. Но маленьким я на самом деле любил своих родителей.

Spiegel: Потом вы открыли для себя heavy.

Хетфилд: Сначала вообще музыку. Она всегда говорила со мной. К родителям я не мог обратиться без страха быть наказанным. А вот играть на гитаре и петь я мог сколько угодно.

Spiegel: Можно ли сказать, что heavy metal воспитывает отшельников и социопатов?

Хетфилд: Это делает каждое музыкальное направление. Как насчет джаза? Любители джаза, например, тоже любят заявлять, что они неконтролируемые придурки. Или панк: мир против меня - вот моя борьба! Поп-музыка: меня должны признать, поэтому я буду носить такие же модные шмотки, что и все. Каждое направление музыки воспитывает определенный тип людей.

Я участвую сразу в нескольких программах анонимных алкоголиков. То, что я сейчас признаюсь вам в своих слабостях, уже меня расслабляет. Но это не значит, что на всех можно вываливать все свое говно.

Spiegel: Почему вы остановились на heavy?

Хетфилд: Это все из-за моего старшего брата. Он был барабанщиком в группе. Они играли вещи Джимми Хендрикса. И они играли громко. Я заметил, что к моему брату прислушиваются. Он громко играл, и всем приходилось с этим мириться. Я все время рылся в его пластинках. Больше всего мне нравились Black Sabbath. Меня заводил этот мощный жирный рифф. Он уводил меня в какие-то будоражащие места. И мне это очень нравилось. Риффы Тони Айомми, гитариста Black Sabbath, производили на меня самое большое впечатление. Я решил играть на гитаре или петь.

Spiegel: Вы основали Metallica вместе с Ларсом Ульрихом в 1981 году и почти сразу же стали одной из самых значительных банд 80-х, а позже, когда вы начали писать баллады, вы сделались одной из величайших групп мира. Когда же начался спад?

Хетфилд: Во время съемок «Some Kind of Monster», то есть десять лет назад, я дошел до точки полного развала. Пьянство, наркотики, беспорядочный секс - в определенный момент у жены закончилось терпение. Она меня выгнала. И слава Богу. Она сказала тогда, что я болен, и нашим детям не нужен такой отец. И только тогда из страха потерять семью так же, как мой отец, я пришел к единственно правильному решению.

Spiegel: Отказ от алкоголя.

Хетфилд: Да. Я почти год лечился в клинике. Многолетние проблемы с алкоголем отравляли не только мою жизнь, но и всех окружающих. В туре (а мы годами находились в турах) я пил каждую ночь. Дорога на столе, толпы женщин, готовых на все, и очень много алкоголя - выбирай, что хочешь! В конце концов я весь этот образ жизни перенес и в свой дом.

Часто мое поведение на сцене понимают как ярость, злость или отчаяние. И так оно и есть, но это и радость. Благодарность за то, что все это есть в моей жизни.

Spiegel: Теперь вы не пьете?

Хетфилд: Не могу. Не в состоянии сделать ни одного глотка. Если я это сделаю, сразу же отправлюсь туда, где я был.

Spiegel: Вы принадлежите к обществу анонимных алкоголиков?

Хетфилд: Да. Я даже участвую сразу в нескольких программах. Я признал в себе эту слабость. Годами я искал костыль, который бы помог мне жить. В один момент им стал алкоголь. Это происходит из страха, неуверенности, стыда, конечно же, из детства и постоянной боязни показаться нехорошим парнем.

Spiegel: Нехорошим парнем?

Хетфилд: Я как раз такой. Я вызываю раздражение. Я не люблю людей.

Spiegel: Ну сейчас вы не производите такого впечатления.

Хетфилд: Но у меня в голове снова и снова проигрывается эта хреновая запись, которая засела там с детства.

Spiegel: А вы пробовали терапию?

Хетфилд. Конечно! Очень помогает. Благодаря ей я понял, что подобные чувства имеет каждый. А я не должен давать этим эмоциям управлять моей жизнью. Теперь у меня в башке появилась и другая пластинка: «Так, я знаю, что я сейчас не на высоте, но все в порядке, я делаю все, что могу». Вот то, что я сейчас признаюсь вам в своих слабостях, уже меня расслабляет. Но это не значит, что на всех можно вываливать все свое говно. Это тоже диагноз.

Spiegel: Все эти ощущения вы всегда старались выразить в своих песнях.

Хетфилд: Ну, да. В каждой из песен что-то есть от этого.

Spiegel: Одним из поворотных пунктов в вашем творчестве стала песня «Nothing Else Matters». В ней вы открыто рассказали о своих личных переживаниях.

Хетфилд: Мне было так неловко впервые показывать ее Ларсу. Я тогда сказал ему, что эта песня не для Metallica. Это только я. Но он послушал и сказал, что песня фантастическая. Я думал, что с этой песней я становлюсь очень уязвимым. Вроде как, я раскрываю сердце, по которому могут потоптаться.

Spiegel: И?

Хетфилд: А получилось совсем и не так. У каждого есть страх, у каждого в голове какая-то хрень.

Spiegel: Считаете ли вы, что все эти личные проблемы помогли вам как сочинителю?

Хетфилд: Эти проблемы - как колодец, полный бензина, из которого я зачерпываю. Отличный материал для песен. Высшего качества.