Вячеслав Зайцев: У меня больше уважения вызывают сепаратисты, которые воюют против меня с автоматом, чем «вата», которая у меня за спиной

Вячеслав Зайцев – «киборг», один из тех людей, которыми Запорожье может по праву гордиться. Именно с ним РепортерUA решил провести интервью. О подвигах 79-й аэромобильной бригады и о самом Вячеславе уже много написано, поэтому мы решили расспросить «киборга» о его мирной жизни, о первых впечатлениях после того, как он пошел в армию добровольцем, и о том, как изменилась, по его мнению, жизнь в городе после возвращения.

С Зайцевым мы договорились встретиться в одном из кафе на площади Пушкина. Придя на встречу, я, честно говоря, не сразу узнал Вячеслава. Слишком часто я привык видеть его на всевозможных мероприятиях в военной форме, поэтому, когда мне подал руку мужчина, одетый в обычную гражданскую одежду, я слегка растерялся. Единственным, что напоминало о его военном прошлом, была лишь куртка защитного окраса и, конечно, взгляд человека, который уже ничего не боится. Последнее не мудрено понять: после того как ты столько прожил под постоянными обстрелами и все-таки выжил, бояться чего-то еще было бы как минимум странно.

Свой разговор с Вячеславом Зайцевым я решил начать не с героической защиты нашими бойцами донецкого аэропорта, а с намного более раннего периода, когда он еще не был солдатом 79-й отдельной аэромобильной бригады и не знал, через что ему совсем скоро придется пройти.

«Уже в конце февраля я уже был готов идти на фронт, так как я понимал, по какому сценарию могут развиваться дальнейшие события»

– Вячеслав, почему Вы пошли на фронт? Это довольно странный шаг для человека, который в мирной жизни не имел никакого отношения к армии или к правоохранительным структурам.

– Ну, началось все не на пустом месте. Срочную службу я служил в десантных войсках, так что с оружием обращаться умею. Что подвигло? Я не стал оставаться безучастным, безучастным к своей родине, к тому, что происходит. Имея историческое образование, я понимал, какой в стране происходит процесс. Тогда, март-февраль 2014 года, произошла революция. Как бы кто к ней ни относился – кто положительно, кто отрицательно, – факт есть факт, это была революция. Насильственное свержение власти. После революции всегда идет интервенция. В качестве исторического примера достаточно вспомнить буржуазную революцию во Франции или даже Октябрьскую революцию. У нас сложилась все та же классическая ситуация – началась интервенция со стороны соседнего государства. Я, как историк, это понимал еще до начала войны.

– То есть Вы уже тогда понимали, что в стране может начаться война?

– Да, потому что, в отличие от Оранжевой революции, которая по факту была больше «карнавалом», когда в высших кругах торговались за власть, эта была действительно революцией. Поэтому я и понимал, что такое может быть.

– Когда Вы принципиально решили, что пойдете защищать страну с оружием в руках, если придется, с учетом того, что Вы понимали опасность начала войны?

– Уже в конце февраля я уже был готов идти на фронт, так как я понимал, по какому сценарию могут развиваться дальнейшие события. И, конечно же, ситуация с Небесной сотней, когда ребят просто расстреляли… После этого мне было бы стыдно прятаться где-нибудь под юбкой. Поэтому я еще первого марта побежал в военкомат. Это было тогда, когда в Крыму происходил захват власти, но мобилизовали меня аж 25 марта. Это как раз была первая волна мобилизации.

– Что на это сказала Ваша семья, не было ли у Вас личного конфликта интересов? Ведь, в конце концов, у Вас есть жена и дочь, и если бы с Вами что-то случилось, то кто позаботился бы о них?

– Конечно, определенный конфликт был, но я понимал, что в любом случае моя семья здесь, в Запорожье, в тылу, и, в случае чего, о ней могут позаботиться родственники и друзья. Да, собственно говоря, так и произошло, за что им спасибо, ведь поначалу, первые три месяца, нам платили мизерную зарплату. Но я понимал, что если не я, то кто? Кто защитит страну, если каждый решит просто отсидеться на гражданке? Со мной вместе воевали парни, у которых по двое-трое детей. И они, и я понимали, за что воюем.

«Перед отправкой на боевые позиции нам дали отстрелять только по 20 патронов»

– Вячеслав, после того как Вас мобилизовали, с какими первыми проблемами Вы столкнулись в украинской армии? Как Вас встретили Вооруженные силы?

– Первые 10 дней мы находились в Николаеве, в штабе бригады, и постоянно, каждый день, загружали «Уралы» боеприпасами. Перед отправкой на боевые позиции нам дали отстрелять, Вы не поверите, только по 20 патронов на полигоне. Потом, в начале апреля, мы сразу выехали на Чонгар. Там мы провели последующие полтора месяца, до середины мая. Там мы охраняли административную границу с Крымом. Буквально в 300 метрах от нас окопались русские войска. У них были профессионально сделанные укрепления, окопаны БМП, БТР. С нашей стороны было несколько пограничников вдоль колючей проволоки, которую в спешном порядке натянули между сосновыми столбами. Собственно, усилить погранотряды нас туда и отправили.

– Каким был Ваш первый реальный бой?

– Я и сейчас его очень хорошо помню. Это была ночь со второго на третье июня, операция по освобождению и зачистке Красного Лимана. Но перед этим ночью мы попали в засаду. На самом деле там не так уж все и серьезно было, 2–3 пулемета всего лишь, но я помню, мне было страшно. Это был первый реальный бой, могли убить. По броне барабанили пули, летели гильзы… В этом бою у нас был один «двухсотый», но, скорее всего, он погиб от «дружественного», беспорядочного огня. Но потом были бои в терминале ДАПа (донецкий аэропорт. – Прим. ред.), каждый день стрельба и каждый день столкновения с сепаратистами на расстоянии 25–50 метров. Но вот это ощущение, когда враг подготовился и ждет тебя, а ты принес ему себя почти на блюдечке – это было страшно.

– Вячеслав, Ваша 79-я отдельная аэромобильная бригада брала в плен так называемых ополченцев. Вы общались с этими людьми. Что это за люди и почему они пришли воевать в Украину? Как Вы понимали, кто перед Вами – кадровый военный или просто гражданский, которому дали в руки оружие?

– В плен мы их брали еще летом 2014 года. Военных хорошо было видно по выправке. Те из местных жителей, кто попадал вместе с ними в плен, в итоге так и рассказывали, что это вот наши инструкторы. Российские военные – это были «заробитчане», приехали зарабатывать деньги, но попадались и идейные. Помню, был один такой из Иркутска, весь в наколках с коловратами, постоянно «русичем» себя называл. Так вот когда он сидел у нас в плену, я знаю, что по социальному статусу среди остальных пленных он оказался ниже всех.

– После того как наши солдаты были вынуждены отойти с территории донецкого аэропорта, стало идти много разговоров, что ДАП просто сдали, так как не было сделано никаких шагов со стороны военного руководства, чтобы помочь окопавшимся там бойцам удержать этот стратегический пункт. По-Вашему, это так?

– Донецкий аэропорт – это была крепость в осаде и окружении. Чем дольше любая крепость находится в окружении, тем больше шансов ее потерять. На самом деле это был вопрос времени. Люди бы и дальше держались, не выдержало строение. Когда снаряды пробивают по два этажа, тогда стало понятно, что это вопрос времени. Нас постоянно накрывали огнем, а мы не могли атаковать ту артиллерию, которая стреляла фактически из центра Донецка.

– У каждого бойца, воюющего в зоне АТО, есть свой позывной. Как появляются эти позывные, кто их дает и почему?

– Да по-разному появляются. Был у нас один парень, позывной «Доцент», 19-летний парень. Вот ему позывной дали, потому что у него походка похожа на героя фильма «Джентльмены удачи». У меня позывной был «Хортица», потому что я работаю в Национальном заповеднике «Хортица». Позывные давались и в зависимости от того, где человек работает, или от того, что он умеет делать, какими личными качествами обладает. У еще одного парня был позывной «Позитив», есть такой ночной клуб в Николаеве, он там любил зависать. Некоторым давали позывные по фамилии. Например, со мной служил солдат, позывной – «Фрост». Дали такой позывной, потому что у него фамилия Мороз.

– Сейчас в армии назрела очередная проблема – злоупотребление алкоголем среди солдат. Были ли подобные проблемы в то время, когда Вы проходили службу?

– Не хочется говорить, что кто-то лучше, кто-то хуже, но первая, вторая и частично третья волна мобилизованных – это, конечно же, в большинстве своем были ребята-добровольцы. Это ребята – патриоты. Последующие волны были уже набраны в принудительном порядке, эти ребята не мотивированы. Их просто забрали, оторвали от семьи, многие из них воспринимают службу как большой мальчишник. Некоторые не удерживаются и начинают злоупотреблять алкоголем. Появилось даже понятие «аватар» – сильно пьющий солдат. У нас также было много таких «аватаров». Например, все водители – «аватары» как один. Но многое тут еще зависит от командира. У нас, например, был командир роты, молодой парень 27 лет, но при этом он всех жестко держал в узде, если кого-то ловил с запахом, то человек моментально становился «спортсменом» – начинал бегать и отжиматься в бронежилете и в каске, или же отправлялся на общественные работы. Кроме того, у нас была специальная яма, выкопанная рядом с полевым туалетом, куда ходил весь батальон, так вот таких туда и сажали. Запах, какой там стоял, Вы сами представляете. Так вот им говорили, что если еще раз поймаем, посадим не в яму, которая рядом с туалетом, а в яму, которая туалетом и является, и будет весь взвод в нее ходить. Так что все от командира зависит. Если командир не имеет авторитета и попустительствует подчиненным, то будет бардак. У нас целые батальоны таких «аватаров» были.

«У меня больше уважения вызывают сепаратисты, которые воюют против меня с автоматом, чем «вата», которая у меня за спиной»

– После демобилизации каковы были Ваши первые впечатления от гражданской жизни?

– Какая-то «тепличная», мирная жизнь. Здесь не стреляют, здесь нет войны. Даже когда мы были в Куйбышево (пгт Куйбышево в Запорожской области, находится за 138 км от областного центра. – Прим. ред.), после того как вышли из старого терминала аэропорта, то там чувствуются отголоски войны. Город живет в полувоенном положении. Здесь же лишь изредка попадаются ребята в камуфляже. Мало кого здесь волнует, что может случиться дальше. Да, волонтеры продолжают помогать, немногочисленные патриоты стоят на блокпостах, но это мизерное количество от общего числа людей в области.

– С какими проблемами Вы столкнулись, когда пришли из АТО?

– Ну, первой проблемой, когда я демобилизовался, было оформление удостоверения участника боевых действий. Я его получил только в мае месяце, хотя демобилизовался в конце марта 2015 года. И это несмотря на то, что о том, что мы ведем боевые действия, было известно еще весной 2014-го. То есть фактически моя семья могла бы намного раньше начать получать льготы. Эта и другие проблемы впоследствии привели к тому, что мы, ветераны АТО, решили создать собственную организацию. Ребята предложили это сделать. Сначала это был такой себе «клуб по интересам». Мы собирались, помогали, как могли, нашим ребятам оформлять льготы и документы, и в итоге мы захотели легализоваться. Так вот и появился консультативный совет при облгосадминистрации. Сейчас для меня сложнее всего встречаться с семьями погибших бойцов.

– Какая помощь лично Вам была больше всего нужна после того, как Вы демобилизовались? Материальная, медицинская, психологическая?

– Ну, в моем случае это были финансы. Еще находясь в части, я начал добиваться выплаты боевых за февраль 2015-го. Верховная Рада как раз в январе приняла закон о том, что за нахождение на передовой будут платить тысячу гривен в день. В итоге я получил эти деньги только в августе, но все-таки получил, хотя они могли «потеряться» где-нибудь в штабах. И потом мы начали помогать это делать другим бойцам АТО.

– К чему Вы дольше всего привыкали, когда вернулись к мирной жизни?

– Некоторые мои привычки, которые остались после АТО, мои родные не понимали. Например, я до сих пор сплю на полу, мне так удобно. Я целый год спал на полу, привык уже. Жена, правда, этого не понимает. Пью из обычной железной кружки, тоже привык уже. Но я ведь уже постарше, мне 35 лет, а вот молодым парням от 20 до 27 лет пришлось тяжелее. Я уже сформировался как личность, когда пришел в АТО, а они еще нет, потому у многих из них возникли психологические травмы. Особенно это видно, когда ребята выпьют. Мне в этом отношении больше повезло, я сплю спокойно.

– А как к мирной жизни привыкали Ваши побратимы, ребята, с которыми Вы вместе воевали?

– У меня уже есть пять человек, которые после демобилизации вернулись в АТО. Они действительно не нашли себя в мирной жизни. Некоторые сейчас планируют идти на контракт и возвращаться туда. Здесь, на гражданке, они себя не видят. Наша организация старается помочь им, чем может. Как-то стараемся их социализировать, многим помогли сделать документы участника боевых действий. Многих приходилось едва ли не силой отправлять, чтобы они эти документы, уже сделанные, просто забрали. Работаем и по психологической помощи, и по материальной. Например, помогаем устраивать детей участников АТО в садики, организовали для ребят, вернувшихся с войны, водительские курсы, помогаем получить им высшее образование.

– Какие позитивные и негативные изменения Вы увидели в стране, в городе после того, как вернулись с войны?

– Нам очень, очень было приятно, когда запорожцы не дали захватить в городе власть сепаратистам. Приятно было, когда от демократических сил в Верховную Раду от Запорожья прошли три кандидата, раньше такого не было. Неприятно, что после того, как ты вернулся, садишься в маршрутку, показываешь удостоверение, а тебе говорят, что ты не за тех воевал, надо было воевать за ту сторону. Этот скрытый, бытовой сепаратизм никуда не делся. Не все люди понимают, что мы там воевали за них, за то, чтобы они могли выражать свое мнение открыто. В тех же ДНР/ЛНР за проукраинские взгляды можно очень сильно получить «на орехи», вы же здесь можете выражать любые свои взгляды – проукраинские, антиукраинские. За последние у нас, к сожалению, не наказывают. Свобода взглядов – это то, что мы защищали. Нам надо пройти путь, как в свое время Моисею, который 40 лет водил евреев по пустыне, для того чтобы выродилось поколение, привыкшее быть рабами. Мне бы хотелось, чтобы те, кто не понимает, за что мы там воевали, были счастливы, ехали бы по программе переселения в «солнечный» Магадан, Ямал, Таймыр и там любили бы березки. Быть может, то, что я скажу, прозвучит странно, и я прошу понять меня правильно, но у меня больше уважения вызывают сепаратисты, которые воюют против меня с автоматом, чем «вата», которая у меня за спиной, которую я защищаю и которая живет и жирует здесь.

«Если победит Буряк, придется откапывать гранатомет»

– У солдат, воевавших в АТО, и у Вас лично сейчас есть обида за то, что, несмотря на все, их жертвы, к власти по-прежнему пытаются прийти и иногда приходят люди, которые так или иначе стояли у руля при Януковиче, которые фактически развязали войну на Донбассе?

– У меня есть, конечно, обида. Я не понимаю, почему ситуация никак не меняется, почему люди опять голосуют за тех самых, кто привел к войне. Например, за «Оппоблок» люди пришли и проголосовали, эти выборы были более-менее честными. Были, конечно, и факты подкупа, и прочие нюансы. У моих побратимов разные взгляды, есть горячие головы, которые говорят, что надо идти на Киев, но это эмоции. У меня несколько другие взгляды. То, что во власть заходят АТОшники – это хорошо. То, что «Оппоблок» взял в облраде максимум 30% – тоже хорошо, по крайней мере большинство в нынешнем созыве у них пока не намечается, если другие политсилы, конечно, не лягут под них.

– Что сейчас можно сделать, чтобы не дать воцариться в Запорожье «донецким»?

– Так или иначе, силы, которые представляют власть «донецких» в Запорожье, уже почти проиграли. Почти. Так что остается надеяться, что 15 числа запорожцы свой выбор сделают трезво, по крайней мере, люди придут на выборы и проголосуют. Если эти силы не возьмут под контроль Запорожье, то не смогут взять и область.

– Сейчас во втором туре выборов мэра мы будем выбирать из двух кандидатов: один – Николай Фролов – представляет провластную партию; второй – Владимир Буряк – представляет, хоть и неофициально, «Оппозиционный блок». Как по-Вашему, какая реакция будет у солдат АТО из Запорожья, если победит последний, и как это может отразиться на жизни города?

– Если победит Буряк, придется откапывать гранатомет. Это, конечно, шутка, но серьезно – для города это, по моему мнению, далеко не самый лучший выбор. Мы, со своей стороны, будем стараться давать по рукам тем представителям депутатского корпуса, кто попытается продаться «Оппоблоку».

– Что сейчас запорожцы могут сделать для того, чтобы не дошло до «откапывания гранатомета»?

– При большой явке сложно подделать результаты. Приводите на выборы друзей, родственников – это и поможет сохранить нам свой город. Сейчас реально уничтожается самоидентификация наших горожан как запорожцев. Город превращается в какой-то пригород Донецка, «Ахметов-сити». Избиратели, а особенно молодежь, должны понять, какое здесь будет будущее. А наше будущее в наших руках.

Как отметил Вячеслав, пока в городе есть «киборги», донецких в нем не будет.

Напомним, кандидату на пост городского головы Николаю Фролову будет противостоять Владимир Буряк, которого в городе ассоциируют с донецким кланом. В свою очередь, председатель Координационного совета ветеранов АТО в регионе, «киборг», депутат Запорожского городского совета Вячеслав Зайцев заявил, что уверен в мудрости запорожцев, и призвал всех горожан обязательно прийти на выборы 15 ноября и не допустить прихода донецкого клана в областной центр. 

• Запорожский «киборг» призвал всех горожан прийти на выборы